Отзывы

В Nouveaux Angles вышла книга Рубена Ишханяна «Армения: 110 лет ожидания». В ней писатель и издатель, родившийся в Ереване, но вобравший в себя и русскую культуру, размышляет на примере своей семьи об историческом опыте целой нации и приходит к достаточно печальным выводам. О том, чем эта книга может быть интересна русскоязычному читателю, на которого во многом ориентирована, рассказывает Эдуард Лукоянов.

Полный текст рецензии по ссылке https://gorky.media/reviews/armyano-armyanskie-otnosheniya/

Лекцию читает Алексей Павлович Козырев

В Доме Лосева начинается цикл философских лекций «Бердяевские среды», который посвящен предстоящему в 2024 году 150-летнему юбилею великого русского философа Николая Александровича Бердяева (1874 — 1948). Н.А. Бердяев — русский религиозный и политический философ, социолог; представитель русского экзистенциализмa и персонализма. Бердяев — автор оригинальной концепции философии свободы и (после Первой мировой и Гражданской войн), концепции нового средневековья. В 1922 году был выслан из России на так называемом «Философском пароходе». Цикл лекций проводится при поддержке Президентского фонда культурных инициатив. Первую лекцию цикла на тему «Бердяев: критика “духовной буржуазности”» прочитает Алексей Павлович Козырев, доцент кафедры истории русской философии, кандидат философских наук, декан философского факультета МГУ имени М. В. Ломоносова.

ТАСС от 30 ноября 2021 г.
Отрывок из статьи «В Париже представили книгу об экономической войне США в Европе».

«Интерес к этой книге очевиден, — заметил в беседе с корреспондентом ТАСС торговый представитель Михаил Макаров. — Это свидетельство из первых рук о рисках для иностранных бизнесменов, включая российских, связанных с экстерриториальностью американского права». По его мнению, «важно, чтобы этот труд стал отправной точкой для работы над модернизацией нашего законодательства с целью защиты нашего бизнеса от возможных атак».

Как подчеркнул собеседник, книга, выпущенная издательством Nouveaux Angles, обладает всеми качествами, чтобы заинтересовать не только предпринимателей и экономистов, но и обычного читателя. Он отметил, что «в тюрьме Пьеруччи вел ежедневные подробные записи, которых к окончанию его злоключений накопилось несколько тысяч страниц, иногда очень технического содержания, с описанием деталей применения Закона о коррупции за рубежом».
«Публиковать материалы в таком виде было невозможно, — заметил он. — Благодаря соавторству журналиста Матье Арона, книга в финальной редакции читается как детектив, на одном дыхании».

Приложение Ex Libris (Независимая газета), январь 2022.

Рубрика «5 книг недели», приложение Ex Libris (Независимая газета), декабрь 2021.

Фредерик Пьеруччи. Американская ловушка / Пер. с фр. Ольги Анисимовой при участии Гаянэ Арну-Исаакян.

Книга Фредерика Пьеруччи — бывшего топ-менеджера одного из подразделений энергетической компании Alstom который провел более двух лет в американской тюрьме, — написана им при участии журналиста Матье Арона, опубликована во Франции в январе 2019 года, а сейчас вышла в переводе на русский язык. Автор, задержанный ФБР по подозрению в коррупции в 2013 году, утверждает, что стал настоящим заложником, которого США использовали с целью шантажа, чтобы заставить Alstom выплатить гигантский штраф и продать акции конкуренту — американской General Electric

В результате Франция потеряла часть своей энергетической независимости. Захватывающий рассказ о том, какие изощренные методы применяют Соединенные Штаты в тайной экономической войне с Европой: «Внезапно меня превратили в зверя. На меня надели оранжевую форму заключенного. В цепи заковали мое тело. Наручниками сжали мои руки и ноги. Я почти не мог ни идти, ни дышать. Я как связанное животное. Зверь в ловушке».

rg.ru | Интернет-портал «Российской газеты» | Рубрика: Культура

В апреле прошлого 2020 года, когда весь мир оказался заперт на замок, издательнице и переводчице Анн Кольдефи-Фокар, главе маленького парижского издательства Nouveaux Angles пришла в голову неожиданная, как тогда казалось, мысль: обратиться к русским писателям, через деятельное посредничество главреда журнала «Октябрь» Ирины Барметовой, с предложением написать эссе — не о пандемии, а о том, что будет после нее.

Кто-то отказался, сославшись на загруженность «основной работой», кто-то просто не нашел что сказать, но дюжина самых разных сочинителей: Марина Ахмедова, Шамиль Идитауллин, Юрий Арабов, Владислав Отрошенко, Евгений Водолазкин, Анна Козлова, Сергей Лебедев, Андрей Геласимов, Саша Филиппенко и Николай Александров заинтересовались поставленным вопросом и представили свои эссе. Которые в итоге собрались в компактную изящную книжечку — вышедшую сначала по-французски под названием «Huit Milliards de Cendrillon» а потом, попечением Института перевода, и по-русски, под названием «Восемь миллиардов золушек».

Ее-то госпожа Кодельфи-Фокар и представила на Красной площади. Что стоит особо отметить — лично. С поддержкой своих авторов.

Для начала Ирина Барметова объяснила, откуда взялось название: из эссе Юрия Арабова. По мысли которого, мир если и изменился, то в худшую сторону. Этот не слишком радостный вывод разделяли и прочие авторы. Впрочем, Марина Ахмедова, перечитывая свое эссе через год, признала, что изменились всё-таки меньше, чем она ожидала. Хотя ее удручает наблюдаемая ею в соцсетях настоящая травля тех, кто не хочет прививаться.

Владислав Отрошенко убежден (и прошедший год подкрепил его убеждение), что происходит информационная война, в которой невозможно никому верить. А Шамиль Идиатуллин свел свое эссе к метафоре «козла в доме»: нам стало слишком хорошо жить, мы стали придавать слишком много значения частным проблемам, и чтобы вспомнить, «как оно бывает», человечество нажило себе проблему глобальную. И, увы, до фазы «снова выгони козла и вздохни с облегчением» нам еще далеко: как и год назад, мы начинаем утро с отсчета новых жертв коварного вируса, начавшегося с маленькой мышки.

При этом Идиатуллин обратил внимание на свой опыт участия в жюри разных конкурсов, в том числе конкурса подростковой литературы «Книгуру»: если в присылаемом сочинении сюжет верится вокруг covid’a, это наверняка плохое сочинение — значит, автору, кроме модной темы, сказать-то и нечего.Закончилась презентация признанием Анн Кодельфи-Фокар в любви к русской литературе. По его словам, она заказала такие эссе именно русским писателям, потому что в них, в отличие от зацикленных на себе французских литераторах, которых она, кроме Уэльбека, просто не может читать, «до сих пор есть что-то такое».

Французская издательница прилетела с русской книгой о мировой пандемии

Текст: ГодЛитературы.РФ

В апреле прошлого 2020 года, когда весь мир оказался заперт на замок, издательнице и переводчице Анн Кольдефи-Фокар, главе маленького парижского издательства Nouveaux Angles пришла в голову неожиданная, как тогда казалось, мысль: обратиться к русским писателям, через деятельное посредничество главреда журнала «Октябрь» Ирины Барметовой, с предложением написать эссе — не о пандемии, а о том, что будет после нее.

Кто-то отказался, сославшись на загруженность «основной работой», кто-то просто не нашел что сказать, но дюжина самых разных сочинителей: Марина Ахмедова, Шамиль Идиатуллин, Юрий Арабов, Владислав Отрошенко, Евгений Водолазкин, Анна Козлова, Сергей Лебедев, Андрей Геласимов, Саша Филиппенко и Николай Александров заинтересовались поставленным вопросом и представили свои эссе. Которые в итоге собрались в компактную изящную книжечку — вышедшую сначала по-французски под названием «Huit Milliards de Cendrillon» а потом, попечением Института перевода, и по-русски, под названием «Восемь миллиардов золушек».

Ее-то г-жа Кодельфи-Фокар и представила на Красной площади. Что стоит особо отметить — лично. С поддержкой своих авторов.

Для начала Ирина Барметова объяснила, откуда взялось название: из эссе Юрия Арабова. По мысли которого, мир если и изменился, то в худшую сторону. Этот не слишком радостный вывод разделяли и прочие авторы. Впрочем, Марина Ахмедова, перечитывая свое эссе через год, признала, что изменились всё-таки меньше, чем она ожидала. Хотя ее удручает наблюдаемая ею в соцсетях настоящая травля тех, кто не хочет прививаться.

Владислав Отрошенко убежден (и прошедший год подкрепил его убеждение), что происходит информационная война, в которой невозможно никому верить. А Шамиль Идиатуллин свел свое эссе к метафоре «козла в доме»: нам стало слишком хорошо жить, мы стали придавать слишком много значения частным проблемам, и чтобы вспомнить, «как оно бывает», человечество нажило себе проблему глобальную. И, увы, до фазы «снова выгони козла и вздохни с облегчением» нам еще далеко: как и год назад, мы начинаем утро с отсчета новых жертв коварного вируса, начавшегося с маленькой мышки.

При этом Идиатуллин обратил внимание на свой опыт участия в жюри разных конкурсов, в том числе конкурса подростковой литературы «Книгуру»: если в присылаемом сочинении сюжет вертится вокруг covid’a, это наверняка плохое сочинение — значит, автору, кроме модной темы, сказать-то и нечего.

Закончилась презентация признанием Анн Кодельфи-Фокар в любви к русской литературе. По ее словам, она заказала такие эссе именно русским писателям, потому что в них, в отличие от зацикленных на себе французских литераторов, которых она, кроме Уэльбека, просто не может читать, «до сих пор есть что-то такое».

Статья в журнале «Эксперт» от 12 марта 2018 г.

Интервью для издания «Свой», ежемесячное приложение к газете «Культура».

20.11.2017

Юрий КОВАЛЕНКО, Париж

Известный переводчик Анн Кольдефи-Фокар выпустила в свет «Маленький каталог революции и контрреволюции: 1917–1927». Кроме того, она участвует в подготовке международной 100-томной «Библиотеки русской литературы», трудится над «Историей русской литературы». «Свой» побывал у нее в гостях.

СВОЙ: Как идет работа над «Библиотекой…»?
Кольдефи: Московский Институт перевода выпускает книги XVIII–XXI веков. Проект рассчитан на десять лет. Программа действует в Китае и Соединенных Штатах, тогда как во Франции только стартует — под эгидой Института славянских языков и Сорбонны. Выпуск первых пяти томов приурочен к открытию Парижской книжной ярмарки (конец марта 2018-го), на которую Россия приглашена в качестве почетного гостя. В «Библиотеку» войдут «европейские» сочинения Тургенева — «Степной король Лир», «Фауст», «Гамлет и Дон-Кихот» в новых переводах, стихи и проза Мандельштама, «Повесть о пустяках» Юрия Анненкова и, видимо, «Петербург» Андрея Белого, «Хождение по мукам» Алексея Толстого.

СВОЙ: Вы не только переводите, но и сами пишете?
Кольдефи: Газета Le Courrier de Russie создает новое издательство. Оно будет выпускать книги на русском и французском. Мне предложили отвечать за редакционную политику. Поскольку у меня есть собственное издательство L’inventaire, которому уже 24 года, мы решили объединить усилия. Некоторые книги станем выпускать совместно. 

В ноябре вышел мой «Маленький каталог революции и контрреволюции: 1917–1927». В нем говорится о том, как в Советской России за десять лет изменился мир окружающих предметов и явлений. Одна из статей посвящена посуде: как в деревне на смену деревянной утвари пришла алюминиевая. Любопытно, что тем самым реализовалась одна из мини-утопий Чернышевского. В романе «Что делать?», в «четвертом сне Веры Павловны», говорится о такой посуде — как одном из символов революции и счастья.

СВОЙ: Как возникла идея создать во Франции «Историю русской литературы»?
Кольдефи: Мы с коллегой Любой Юргенсон в течение двух лет читали в парижском книжном магазине «Глоб» лекции «Русская литература: разрыв и преемственность». Они и легли в основу «Истории…». Во все времена писатели, отрицая прошлое, ведут непрерывный диалог, переходящий в спор, со своими предшественниками. В результате образуется цепочка, неразрывная связь.

СВОЙ: Сколько всего книг Вы перевели? Помните первую?
Кольдефи: Наверное, около 70. Первая — сборник рассказов «Былье» Бориса Пильняка, моя дипломная работа в Сорбонне. После защиты его опубликовали. Последний труд — «Теллурия» Владимира Сорокина. Сейчас вычитываю гранки солженицынского «Красного колеса», над которым мы с коллегами бились более четверти века. Начинали вчетвером, а теперь нас осталось двое.

СВОЙ: Какие чувства испытываете к своей профессии?
Кольдефи: Перевод — неблагодарное занятие. Если не любишь книгу, над которой приходится работать много месяцев или даже лет, то лучше бросить и не мучиться.

СВОЙ: Чтобы понять автора, надо ощущать себя Гоголем, Достоевским или Пелевиным, лезть в их шкуру?
Кольдефи: Необходимо отдавать себе отчет в том, что ты не Николай Васильевич и не Федор Михайлович. Твоя задача — передать непередаваемое. Порой книга, которую с восторгом читаешь, не созвучна твоим мыслям, ощущениям. Например, никогда не бралась и не возьмусь за Льва Толстого. Громадным испытанием оказались для меня «Мертвые души». Но гениальный текст вдохновлял на невозможное.

СВОЙ: Должен ли быть переводчик в какой-то степени лицедеем, иметь склонности к актерству?
Кольдефи: Французский переводчик Фолкнера однажды сказал, что нужно становиться обезьяной и повторять за писателем его гримасы. Одно время во Франции к тем, кто переводил художественную литературу, относились чуть ли не с презрением, а в изданиях начала ХХ века их фамилий обычно не упоминали. Теперь наблюдаем другую крайность: переводчики стремятся выйти на первые роли, задвинув на второй план бедных авторов. Однако такие амбиции вредны. Нужно знать приличествующее тебе место. Хочешь быть писателем — сочиняй cвое.

СВОЙ: Правомерно ли сравнить переводчиков с музыкантами, которые — каждый по-своему — исполняют произведения Чайковского, Стравинского, Прокофьева?
Кольдефи: Именно так. И очень хорошо, когда у одного автора много разных исполнителей. Перевод — всегда выбор. Например, у Платонова важно не только содержание, большую роль играют ритм, музыка слов. Иногда все это невозможно передать. Кто-то выбирает мелодию, кто-то — смысл.

СВОЙ: Кто Ваши любимые авторы?
Кольдефи: Гоголь, Достоевский, Гончаров с его Обломовым, великим и трогательным героем. Конечно, особое место занимает Пушкин. Пусть это звучит банально, но он Моцарт русской литературы. Хороши писатели 20-х годов прошлого столетия Пильняк и Замятин. Замечательно играет словом Сорокин. Нравятся произведения Пелевина, хотя и не все.

СВОЙ: «Не дай Бог переводить того, кто знает русский», — пошутил однажды известный мастер Виктор Голышев. Это относится, видимо, и к переводам на французский?
Кольдефи: Обычно русские писатели, которые владеют французским, не знают его нюансов и, конечно, всегда нас критикуют.

СВОЙ: Есть ли непереводимые произведения?
Кольдефи: Да, у тех же Пушкина и Гоголя. Но разве можно оставить бедного французского читателя без «Мертвых душ»? Мечтаю перевести целиком книгу Ивана Шмелева «Лето Господне».

СВОЙ: Сейчас в русском (впрочем, и во французском) наблюдается беспрецедентное нашествие англицизмов: хайп, коворкинг, спойлер, питчинг, девайс… Надо ли защищать «великий и могучий» от вторжения или это бесполезно?
Кольдефи: Лучше англицизмов избегать, хотя бывают исключения из правил. Если писатель играет этими словами, то надо следовать за ним. С другой стороны, мне, например, очень нравится, как простые русские люди относятся к родному языку. В Москве моей подруге помогает женщина из Ростова-на-Дону, хохотушка лет сорока. Люблю с ней поговорить. Рассказывала, что зимой, впервые очутившись в Москве, страшно мерзла: «Понимаешь, накапустилась, накапустилась, а все равно холодно». Вначале я даже не поняла, что это значит. Вот такое образное словотворчество. Не уверена, что оно есть во Франции.

СВОЙ: Президент Макрон и его окружение тоже все чаще берут на вооружение англицизмы.
Кольдефи: Жаль, что у нас нет Гоголя, который бы это высмеивал. Он нам крайне необходим.

СВОЙ: Вы встречаетесь с современными писателями, с чьими произведениями работаете?
Кольдефи: Стараюсь. Переводчик, даже если остается в тени, видит в тексте любые недостатки и неточности. Помню, переводила книгу Александра Зиновьева, где он один и тот же завод называет по-разному. Сказала ему об этом. Александр Александрович ответил: «Вы правы. Я ошибся. Выбирайте, что хотите».

СВОЙ: Однажды Вы назвали русскую литературу «иррациональной». Что имели в виду?
Кольдефи: В ней нет французского картезианства с его рационализмом. Как ни странно, гениальность русской литературы, как и России в целом, в том, что через антилогику, иррациональность открывается реальность. Это меня всегда поражает. В «Мертвых душах» видишь всю Россию.

СВОЙ: И напротив, нынешняя французская беллетристика, на Ваш взгляд, скорее, напоминает публицистику?
Кольдефи: У нее отсутствует кругозор. Писатель занят только собой, своими проблемочками, разглядыванием собственного пупка. Нет присущего русским размаха. Последняя книга Мишеля Уэльбека «Покорность» в чем-то перекликается с Сорокиным, но на этом примере видишь разницу между французской и русской литературой. Уэльбек гораздо у´же.

СВОЙ: Наверное, невелик круг французов, читающих русских авторов?
Кольдефи: Так было всегда. А сегодня в принципе меньше читают. Многие предпочитают давно знакомых классиков, а не современных прозаиков, с которыми не знакомы. Скажем, в России традиционно любят не только французские сыры, но и книги. Поэтому у вас несравненно больше переводят нашей современной литературы, чем во Франции — русской.

СВОЙ: Вы долгое время преподавали русский в Сорбонне. Почему все меньше французов изучают язык Толстого?
Кольдефи: Интерес к нему в свое время упал, но в последние годы понемногу возвращается. Гораздо меньше стали учить его в школах и лицеях — это политика. Однако растет число студентов, занимающихся русским в университетах с нуля. Это относится и к французам, которые либо работают в России, либо так или иначе с ней связаны.

СВОЙ: Французская русистика переживает кризис?
Кольдефи: Он возник после распада Советского Союза и пока не преодолен. До этого были советологи: одни — против СССР, другие — за. Русологов до сих пор нет. Есть представители молодого поколения, которые защищают диссертации по России, но они менее начитанны, чем моя генерация. Надеюсь, что постепенно в этом плане все изменится.

СВОЙ: Россию нельзя понять, считает известный французский беллетрист Давид Фонкинос, если не читал ее литературу, и прежде всего Пушкина.
Кольдефи: Все-таки, наверное, можно — если вы долго живете не только в Москве или Питере, но и в глубинке. Тогда как литература этот процесс познания замечательно суммирует и сублимирует.

СВОЙ: Влияет ли воинствующая русофобия, которой страдает часть истеблишмента, интеллектуалов и СМИ, на интерес к нашей культуре, и в частности к литературе?
Кольдефи: Несомненно. Вашу страну хотят показать в кривом зеркале, но французы не такие глупые. У меня дача недалеко от Парижа. Там живут простые люди, которые наслышаны о том, что я имею отношение к России. Они мне говорят: «Не знаем, что вы сами думаете, а нам кажется, что Путин совсем не так плох, как нам твердят». У меня появились студенты, решившие изучать язык, литературу и историю по той причине, что им надоело слушать мифы о России. Молодежь не поддается пропаганде, предпочитает узнавать страну по первоисточникам. Мои бывшие ученики, чистокровные французы, живут в России, где нашли работу, создали семьи, растят детей. Они не хотят возвращаться домой.

СВОЙ: Ваши литературные пристрастия объясняются главным образом русскими корнями?
Кольдефи: Моя бабушка по материнской линии уехала из Питера в 1921 году и добралась до Парижа. Дед, офицер, ушел на войну с Германией. В 1916-м получил ранение, попал в немецкий плен. Родные думали, что убит. Однако бабушка разыскала его уже в Швейцарии, куда он попал после обмена пленными. В Россию не вернулись — бабушка не захотела. У французского деда было большое хозяйство, в том числе виноградники. Однажды утром он сказал, что устал и хочет полежать. Взял в руки «Войну и мир», начал читать… и умер. Вот такое предзнаменование.

СВОЙ: Вы собираетесь посмотреть фильм «Матильда», вокруг которого в России бушевали такие страсти?
Кольдефи: Непременно. Не знаю, как сам режиссер относится к царю и к Матильде и что у него получилось. Жаль, если это просто бульварное кино. Так или иначе, вся эта история не стоит скандала, и в любом случае не надо ничего запрещать.

После разрушительной планетарной войны, изменившей карту мира, возникает общество, жестокое и утонченное, лишенное всякой морали и жаждущее удовольствий. Новый человек, «дополненный», управляемый «умными чипами» и управляемый им, несет ответственность за проступки. Так родилась новая кухня, основанная на использовании в качестве топлива редких книг, сжигаемых на глазах у взволнованных гостей. У нее есть свой кордон блю, и это одна из них, которая говорит и рассказывает историю своей жизни. Замораживающая антиутопия Владимира Сорокина (1955 г.р.), столпа русского постмодернизма, напоминает антиутопию Уэльбека, за исключением того, что в русском языке секс заменяет «бу». Автор известен своей необузданной фантазией, которая не всегда служит его цели. Тем не менее: эта притча о культуре, рассыпавшейся дымом, действительно потрясает.